Die Zeit: Г-н Джемилев, вот уже два месяца крымские татары блокируют проезд с континентальной части Украины в Крым. А недавно неизвестные люди взорвали опоры электропередач, в результате чего около 2 миллионов человек остались без электричества. Вы считаете это правильным?

Мустафа Джемилев: Сложный вопрос. Конечно, нехорошо, что люди сидят в темноте. Недавно наш министр энергетики сказал, что в Крыму проживают и граждане Украины и что мы не должны оставлять их без электричества. Я задал ему вопрос: а во время Второй мировой войны какой-нибудь американский или советский министр требовал, чтобы гитлеровскую армию снабжали продуктами питания и электричеством? Россия несет ответственность за ситуацию с людьми в Крыму. Разве Путин, к примеру, надеялся на то, что Украина будет поставлять электричество его оккупационному режиму?

— Ваше сравнение не подходит. Разве не было бы более разумным в меньшей мере делать ставку на конфронтацию?

— Если смотреть из Германии, то может показаться именно так. Но крымские татары находятся в тяжелой ситуации, к ним относятся как к людям второго сорта. В течение 25 лет мы жили в условиях демократии, хотя эту демократию и нельзя было мерить с помощью стандартов Евросоюза. А сегодня мы живем в такое время, которое еще хуже, чем при советском режиме. После нашей депортации в 1944 году мы в течение нескольких поколений боролись за право вернуться на свою родину. А теперь нас вновь оттуда изгоняют. Если ты не готов принять российское гражданство, то ты не можешь жить в Крыму. Даже смертельно больных людей, приходящих в больницу, в первую очередь спрашивают: У вас есть российский паспорт? Тех, у кого такого паспорта нет, не принимают.

— В чем состоит смысл вашей блокады?

— Мы не такие наивные, чтобы поверить в то, что в результате нашей блокады исчезнут российские солдаты и российские танки. Мы, в первую очередь, требуем освобождения всех политических заключенных, а, во-вторых, чтобы похищения и убийства политических активистов были расследованы на международном уровне. В-третьих, мы требуем, чтобы правозащитные организации вновь получили доступ в Крым. И, в-четвертых, мы хотим вновь получить наши права, которые мы имели по украинскому законодательству.

— Какими бы благородными ни были цели — в результате ваших действий два миллиона человек оказались вашими заложниками. Не было бы более разумным добиваться поддержки со стороны жителей Крыма?

— Но там сегодня действуют российские законы. Если мы, например, захотим провести референдум, чтобы вернуть Крым Украине, то нас сегодня могут обвинить в сепаратизме. Мнение жителей не учитывается, пока там правит Россия. Вот один пример: В автобусе женщины жаловались на то, что все стало хуже — заработная плата снижается, везде длинные очереди, больницы переполнены. Одна из этих женщин, крымская татарка, говорит: вы хотели в Россию, а теперь смотрите, что вы от этого получили. Когда она выходила из автобуса, к ней подошел человек из российской спецслужбы. Вы должны покинуть Крым, в противном случае вы будете привлечены к ответственности за разжигание межнациональной розни. Теперь она живет в Киеве.

— Означает ли это, что вы продолжаете бороться за права крымских татар, хотя вы уже не считаете Крым частью Украины?

— Нет. Мы хотим прекращения оккупации. В противном случае мы никому не сможем гарантировать основные права. Я говорил об этом с президентом Турции, и я спросил его о том, почему его страна не присоединилась к санкциям против России. Он сказал, что Турция, используя свои тесные связи с Россией, может больше сделать для крымских татар. Я ему ответил: В результате, возможно, пара политических заключенных будут освобождены, возможно, будет произведено на пару меньше арестов. Однако островом свободы Крым в таком случае никогда не будет, поскольку Россия не является демократией.

Надежда на действенность санкций

— Почему вы принимаете поддержку со стороны антидемократического и правоэкстремистского «Правого сектора» при организации вашей блокады?

— Нет никакого союза с «Правым сектором». Мы решили установить блокаду, и все патриотические силы, желающие нас поддержать, приглашаются принять в ней участие. Нам помогает не только «Правый сектор», но и правозащитные организации. «Правый сектор» демонизируют. Возможно, его представители ведут себя жестко, и он больше похож на военную организацию. Однако и в таком случае он в десять раз более демократичен, чем путинский режим. Мощная пропагандистская машина превратила членов этой группы в экстремистов и бандитов, а западные средства массовой информации повторяют эту российскую пропаганду.

— Это отнюдь не только пропаганда. «Правый сектор» в значительной степени радикализировался.

— Конечно, перед лицом беззакония со стороны России, наверное, каждый будет радикализироваться. Наши люди спрашивают нас, как долго мы еще будет придерживаться принципа неприменения насилия. Мы, наконец, должны что-то предпринять против оккупантов. Но в таком случае прольется много крови.

— Есть кадры вашей блокады, на которых видно, как обыскивают легковые автомобили, а у некоторых разбивают стекла. При этом страдают простые люди.

— Для нас важны грузовые автомобили, которые едут в Крым и снабжают там продуктами питания оккупантов. Мы хотим это прекратить. У нас с «Правым сектором» был спор о том, что они не должны так просто обыскивать легковые автомобили. «Правый сектор» считает, что эти люди таким образом доставляют в Крым разнообразные товары. А почему бы и нет? У нас же нет цели наказать жителей Крыма.

— Вы уже добились чего-то с помощью блокады?

— Цель блокады состоит вот в чем: мы хотим напомнить о том, что Крым все еще оккупирован. Конечно, военное решение невозможно. Поэтому мы надеемся на то, что западные санкции будут настолько ужесточены, что Россия, в конечном счете, будет вынуждена отказаться от Крыма. Но если Запад преждевременно снимет санкции, то он тем самым будет способствовать радикализации.
 

Источник: Dunkelheit über der Krim