29 августа президент России Владимир Путин, президент Франции Франсуа Олланд и канцлер Германии Ангела Меркель договорились о том, что перемирие на востоке Украины должно начаться 1 сентября. И действительно в тот день большинство орудий замолчали. С тех пор режим перемирия по большей части соблюдается обеими сторонами.

Сепаратисты перестали стрелять не потому, что Олланд и Меркель этого хотели, а потому, что Путин велел им прекратить огонь. Коротко говоря, Путин остановил войну. Давайте рассмотрим, какое значение имеет этот факт для интерпретации этой войны, предлагаемой Путиным и реалистами.

Путин называет вторжение в Крым и на восток Украины в 2014 году оборонительной мерой, на которую он был вынужден пойти после того, как украинские фашисты захватили власть в стране путем государственного переворота и русскоязычное население Украины оказалось в опасности. У России не было иного выхода, кроме как прийти к ним на помощь.

Между тем, 1 сентября 2015 года те самые украинские «фашисты» все еще находились у власти в Киеве. Теперь в их распоряжении есть армия в 40 тысяч закаленных в боях солдат-патриотов в дополнение к батальонам бывших добровольцев, которые Кремль тоже называл фашистскими. Если бы этнические русские и русскоязычные граждане Украины имели основания бояться за свою жизнь, то теперь у них должно быть еще больше таких оснований.

Российские и западные реалисты также объясняли вторжение 2014 года в свете двух предположительных фактов. Во-первых, существует мнение, что именно США организовали Евромайдан, попытавшись таким образом вывести Украину за границы легитимной сферы влияния России. Во-вторых, НАТО неустанно расширяло свои границы и было готово принять в свои ряды Украину после устроенного ЦРУ Евромайдана, что напрямую угрожало безопасности России.

Естественно, Россия не могла просто стоять в стороне и наблюдать за тем, как Запад посягает на ее интересы, поэтому она отреагировала так, как отреагировала бы любая крупная держава: она продемонстрировала силу и доказала, что она не потерпит расширения влияния Запада.

1 сентября 2015 года готовность США поддерживать Украину и отстаивать там свои интересы и присутствие была гораздо более выраженной, чем в начале 2014 года. То же самое можно сказать и о НАТО. Этот альянс увеличил свое присутствие в Восточной Европе и предпринял ряд шагов, направленных на вовлечение Украины в процедуры планирования.

Коротко говоря, если Запад был угрозой для России в 2014 году, то в 2015 году он стал для нее еще большей угрозой. Тем не менее, Россия — то есть Путин — согласилась на перемирие.

Согласно логике Путина, а также российских и западных реалистов, Россия и сепаратисты должны были продолжить и, возможно, даже повысить интенсивность боев на востоке Украины в последние несколько месяцев. Вместо этого Путин согласился на деэскалацию, несмотря на то, что все мнимые причины для продолжения войны никуда не исчезли.

Возможно, реалисты ответят на эту критику предположением о том, что главная причина перемирия в Украине абсолютно очевидна: Путин решил вмешаться в сирийскую войну, отложив на время Украину в сторону.

Возможно, это действительно так, но такое объяснение не вполне соответствует реальному положению вещей. В конце концов, если бы 1 сентября 2015 года Сирия имела для России большее стратегическое значение, чем Украина, тогда она должна была иметь для нее большее стратегическое значение на протяжении всего сирийского гражданского конфликта, в ходе которого союзник России президент Сирии Башар аль-Асад оборонялся, а террористическая группировка ИГИЛ угрожала российским интересам.

Действительно, как мог рационально мыслящий российский лидер начать войну с Украиной — предположительно имеющей меньшее стратегическое значение для России — в то время как гораздо более важные интересы России подвергались опасности в Сирии?

Можно было бы объяснить такое поведение России, назвав его либо примером иррациональности, либо случаем смены суждений. Но если Путин действовал иррационально, тогда предположение о рациональности реализма окажется ложным, как и вся эта теория о российско-украинской войне.

Напротив, если Путин посчитал Сирию большей угрозой, чем Украину, в некий момент Б в противовес моменту А, тогда реализм превращается в конструктивизм, допуская, что национальные интересы не могут быть объективными и стабильными, что они постоянно формулируются и пересматриваются элитой. Эта концепция может быть правдой, а может и нет, но это уже не реализм.

Какое бы объяснение войн России мы не выбрали, нам нужно будет согласиться с центральной ролью Путина, а вовсе не внутренних условий в Украине или внешних угроз со стороны Запада.

В центре этой объяснительной модели может стоять Путин-человек или Путин-психопат. Или же это может быть Путин-агрессивный лидер чрезвычайно централизованной, институционально слабой авторитарной системы, которая требует милитаристской и империалистической демонстрации силы ради поддержания своей легитимности.

Ясно одно: Путин начал эту войну, и только он может положить ей конец. Россия и ее предположительно объективные национальные интересы, такие как Украина и ее захват фашистами, по большей части не имеют никакого значения. Западные политики должны постоянно помнить о центральной роли Путина, если они хотят сохранить прочный мир в Украине.

Не России, не Украине и не Западу нужно меняться, чтобы этот мир стал возможным. Меняться нужно Путину.

Александр Мотыль — профессор политологии университета Ратгерса в Ньюарке.

Источник: Peace in Ukraine Depends on Putin’s Whim