Бандиты сначала рассмеялись, потом разозлились и, наконец, испугались и убежали. Но, конечно, не все. Многие просто попрятались: переждать, чтобы потом всплыть. Кое-кто перекрасился. А кто-то пошел в бандитский интернационал и стал заливать Украину кровью. Под злорадные вопли тех, у кого достоинства на революцию не хватает. Ну, что — помогло тебе твое достоинство? Лучше тебе стало жить?

Отвечаю по тому, что вижу. Лучше.

Проблем много. Наверное, не стало меньше ни воров в политической элите, ни бандитов — в экономической. Хватает, думаю, и национальных предателей. Но всё равно — лучше стало. Воздух стал чище. Люди — добрее и умнее. И главное — честнее. А потому — и смелее. Народ как будто распрямляет спину. И это вселяет надежду. Лёгким, конечно, выздоровление не будет. Но процесс, как говорил когда-то Горбачев, пошел. А он знал толк в процессах.

Какие потери? На сегодня, если не считать материальных, потерь две. Русский язык и некоторые искажения исторического самосознания.

Но лучше на украинском говорить слова любви, чем на русском — слова ненависти. Лучше говорить правду по-украински, чем врать на русском. Русский язык менялся, и по историческим меркам — очень быстро, всю свою историю. Исторически наш язык — еще только становящийся, формирующийся: нам со словарем Державина читать приходится, не говоря уж о письмах Грозного. И кто знает — может, через пятьдесят лет сегодняшний украинский и будет называться русским.

И с историей то же самое: кривое зеркало украинского виденья истории сегодня намного глаже диких искажений истории в мозгах наших коммунистов во Христе.

Конечно, язык жаль. Но не было лучшего способа заставить украинцев отшатнуться от русского языка, чем пойти на них войной за право наших подонков командовать не только нами, но и ими. А мы пошли смело в бой именно за это: за наше право не жить, а существовать, за наше право быть алчными, драчливыми самовлюбленными дураками. И — за их обязанность быть такими же, как мы. И, как один, умрем... Впрочем, не буду о грустном.

Но при чем здесь наша надежда? И зачем я вообще стал об этом писать? Мало ли народов живут лучше нас?
Потому, что украинцы не французы. Это не другой народ. Это тот же самый народ. Это мы и есть. Просто на сегодня это — лучшая часть нас. И когда сегодня украинцы поднимают голову, плотно прижатую к земле коленкой нашего... не буду ругаться — называть кого именно нашего, это мы поднимаем голову. И герои их — Савченко или Сенцов — наши герои. И воюют они с нами за нашу свободу.

Во мне нет украинской «крови», хотя связи мои с Украиной обширны и неразрывны. Но дело здесь не в «крови». И даже не в связях.

«Кровь» — выдумка наших охотнорядских национальных мыслителей с интеллектом петэушников. Не «кровью» определяется единство народа. И даже не его самосознанием: я тыщу раз могу хотеть не быть русским, а стать, например, китайцем. Максимум, что я смогу сделать — это сделать китайцами своих правнуков.

Единство народа определяется мало изученными в психологии бессознательными, сверхсознательными, надличностными психическими структурами, формирующимися в процессе освоения материнской культуры. (Правда — не только...) Эти структуры так устойчивы, что легко переживают политические катаклизмы. Более того, иногда они живут десятками поколений при том, что народ оказывается погруженным в ареал чужой культуры. Пример тех же украинцев, которым, казалось бы, сам бог велел стать шляхтичами, но которые, тем не менее, ими не стали — один из сотен примеров такого рода.

Поэтому и надежда. Наше выздоровление должно начаться с чего-то. Здорового в теле коллективного обладателя паспортов РФ сегодня видно немного. Выздоравливающего — тоже не слишком много. Но с чего-то оно должно начаться. И если оно не может начаться внутри РФ, значит, оно начнется в других осколках исторической России. В Прибалтике, или в Грузии, или на Украине...

Тут ведь дело не в размерах. И не в том, кто себя объявил наследником-правопреемником. И не в том, кто нацепил бабушкин сарафан или дедушкину бурку. Это всё — детские шалости. Скрепки.

А дело здесь в том, кто сумел сохранить в себе дух народа — мечту о лучшей жизни, презрение к подлости, чувство достоинства... И кто — не сумел.

Александр Зеличенко