Рано утром 24 мая 1964 года вспыхнула одна из самых известных и популярных столичных библиотек — Киевская публичная библиотека Академии наук УССР (ныне — Национальная библиотека им. Вернадского) на ул. Владимирской, 62, рядом с Главным корпусом Университета им. Шевченко.

Время пожара — в стране полным ходом шло празднование 150-летия Тараса Шевченко, а также тот факт, что больше всего пострадал отдел украинистики, вызвал немало слухов и предположений конспирологического характера. Реакция официальной власти, которая в лучших традициях советской информационной политики всячески замалчивала трагедию (первая краткая заметка появилась в «Вечернем Киеве» только 26 мая), лишь усилила подозрения и без того возмущенного украинского сообщества: в огне потеряны уникальные документы, целый пласт национальной культуры и истории потерян навсегда. Собственно, эта версия доминирует и по сей день.

Виновник трагедии известен: им был работник отдела марксизма-ленинизма этой же библиотеки Виктор Погружальский. Его настоящее имя — Владимир Погужельський (а то и Виталий Погаржельський), сын расстрелянного в 1938-ом врага народа и племянник уничтоженного в 1944-ом дяди-коллаборациониста, за которых он, собственно, и сменил фамилию. Сотрудники библиотеки его откровенно не любили: Погружальский был человеком, как говорят, «с приветом», тщеславным и нереализованным. Он постоянно скандалил, писал жалобы на руководство и неоднократно заявлял, что «сожжет когда-то эту библиотеку». А за несколько дней до пожара в библиотеку приходила тогдашняя жена будущего преступника с тем же предупреждением. К сожалению, тогда к ней никто не прислушался...

Хотя официальное следствие безапелляционно схватилась за Погружальського как единственного виновника, все оказалось не так просто. Во-первых, уборщица библиотеки Мелания, которая и застукала поджигателя на горячем, утверждала, что якобы видела еще одного злоумышленника, но впоследствии ее «убедили» о нем забыть. Во-вторых, немало свидетелей говорили, что в окружении Погружальського были люди, которые подталкивали его к преступлению. Более того, в судебном деле присутствуют показания против еще одного сотрудника библиотеки — заведующего книгохранилищем Владимира Маслова, который ни с того ни с сего взялся хвалить Погружальського перед коллективом, а за несколько дней до пожара был вопреки инструкциям «пойман» в хранилище в нерабочее время, что само по себе было чрезвычайным событием. А после ареста Погружальського Маслов очень нервничал и заставлял сотрудников отчитываться ему о каждом визите посторонних лиц, особенно из «органов».

Наконец, и сам Погружальский, который считал себя еще и поэтом, на суде зачитал удивительные строки собственного сочинения: «Враги культуры на свободе, в тюрьму попался только я...» Но самый честный и справедливый суд в мире эти признания почему-то не заинтересовали.

Чтобы воплотить задуманное в жизнь, Погружальському пришлось незаметно остаться на работе с вечера: накануне около 20:30 он пришел «по делам» и потом до 11 ночи скрывался на запасных лестницах. В полночь пошел на свое рабочее место, попытался немного поспать, а около 5-ти часов сжег свои документы — якобы потому, что собирался сгореть вместе со старинными фолиантами — и пошел к книгохранилищу. Там он взял со стеллажей несколько книг, порвал их, поджег... Где-то за полчаса в 30 местах загорелись все восемь этажей книгохранилища.

На суде злоумышленник клялся, что сделал все при помощи двух коробков спичек. Впрочем, пожар буйствовал на удивление беспощадно, и среди простых киевлян ходили слухи о фосфорных шашках и разбросанных среди книг магниевых лентах, из-за которых не удавалось потушить огонь. На укрощение пламени в здании понадобился 31 час, хотя есть свидетельства, что борьба с рукотворной стихией длилась дольше — вплоть до 26 мая. В тушении были задействованы 152 пожарных из всех 17 отделений города, при этом 26 огнеборцев в этой борьбе пострадали.

Официальные отчеты о потерях лаконичны: около 388 тысяч единиц хранения, 883 тысячи рублей убытков. Неофициально потери достигают 500-600 и даже 800 томов, уникальность которых, тем более для Украины, оценить невозможно. В самой библиотеке утверждение о потери для национальной истории называют необоснованными. Во-первых, немало утраченных экземпляров удалось восстановить за счет обменно-резервных фондов. Во-вторых, ценные коллекции хранились в другом крыле здания и не пострадали. Но сгорело много научно-технической литературы, в том числе бесценные дореволюционные издания. А также общественно-политическая литература и, по иронии судьбы, немало книг по марксизму-ленинизму.

Следует отметить, что «органы» на пожар отреагировали оперативно и со всей ответственностью. Иностранцев, которые как раз массово прибыли в столицу, резко отправили на трехдневную экскурсию в Канев «по шевченковским местам». Настроения в самом украинском обществе мониторились чрезвычайно тщательно. Когда знакомишься с архивными документами, поражают отчеты о том, кто, когда и что сказал в троллейбусе, на работе, а то и в толпе, собравшейся вокруг горящей библиотеки: часто вместе со словами «объекта» и его именем, местом работы, адресом проживания и другими личными данными — то есть информатором мог быть кто угодно: знакомый, коллега, родственник. Кроме того, еще несколько месяцев подряд активно проверялось переписки граждан: тысячи клерков в погонах изо дня в день залезали в чужие конверты, чтобы отчитаться, кто, кому и как писал о событии, о котором официально было приказано не знать, а как узнал, то забыть.

Источник: Погляд в історію: як палій-фанатик нищив улюблену бібліотеку киян