Воспоминания о страшной войне заставляли тех, кому удалось ее пережить, бояться повторения. Люди были готовы на все — «лишь бы не было войны». Боялись войны, несмотря на свое идеологическое противостояние с «капиталистическим окружением», и советские руководители того времени. Возможно, это стало главной причиной, по которой за последние семьдесят лет новая мировая война так и не разразилась.

Путин — первый руководитель России, родившийся после окончания Великой Отечественной. Хрущева, Брежнева, Андропова, Черненко война застала взрослыми людьми. Первые трое непосредственно участвовали в ней, Горбачев и Ельцин были в то время детьми. Но и у них война оставила неизгладимые воспоминания, Горбачев даже оккупацию смог запомнить. Для каждого из них война стала большой личной, семейной бедой, они помнили ее как трагедию страны.

Возможно, с этим связано то обстоятельство, что прежние руководители СССР и России — при всех своих недостатках — очень не хотели новой большой войны и по-своему стремились ее предотвратить. Брежнев, по воспоминаниям людей, работавших с ним, считал сохранение мира своей исторической миссией и главным смыслом своей политики (об этом, например, писал в дневниках высокопоставленный сотрудник ЦК Анатолий Черняев). Брежнев и войны в Афганистане не хотел (по свидетельству его помощника Александрова-Агентова). Советское руководство втянулось в афганскую авантюру лишь потому, что из-за своей фатальной некомпетентности не смогло оценить последствия ввода войск в Кабул, искренне надеясь, что, напугавшись советской военной армады, противники быстро прекратят сопротивление (так же позже ошиблись Ельцин с Грачевым в Чечне).

Для Путина, его окружения, да и для большинства простых россиян война уже не личный трагический опыт, а фанфары и парады Дня Победы, удалое самовосхваление юбилейных торжеств. Такие ассоциации скорее манят, чем пугают. Возможно, поэтому Путин считает своей исторической миссией не поддержание мира, а реванш в холодной войне. То есть — новую победу любой ценой. Этим объясняются его авантюристическая аннексионистская политика и поддержка этой политики значительной частью российского общества.

Постсталинское руководство СССР и России не аннексировало чужие территории, а, наоборот, боялось пересмотра европейского статус-кво. Например, Хрущев и Брежнев отвергли просьбы Живкова присоединить Болгарию к СССР, боясь посягнуть на принцип нерушимости границ в Европе. «До Путина» были бы невозможны не только аннексии (типа захвата Крыма), но даже мелкие провокации против территориальной целостности западных стран — вроде нелегальной поездки Рогозина на Шпицберген.

Память о прошедшей войне оказывала на политику советского руководства двоякое воздействие: она помогала сохранить мир, но и вселяла ложные страхи, способствующие гонке вооружений. С одной стороны, власти не хотели войны и стремились ее предотвратить, с другой — опасались того, что страна вновь может оказаться неподготовленной к неожиданному вторжению (как это случилось со сталинским СССР). Такие опасения были далеки от реальности, но престарелые советские бонзы всерьез боялись нападения «идеологического противника» в лице США и НАТО. Поэтому они пытались угнаться за американцами в гонке вооружений, невзирая на огромное экономическое превосходство соперников. В результате СССР, пытаясь взять вес не по силам, надорвался и умер.

Путинское руководство с энтузиазмом встало на старые советские грабли, возобновив заведомо обреченную на позорный провал «гонку ишака за паровозом». Правда, причины для гонки вооружений теперь совсем другие, гораздо более опасные. СССР вел политику на удержание результатов Второй мировой войны, скорее на сохранение, чем на расширение зоны своего влияния в Европе. Путинская Россия добивается реванша в холодной войне и ведет наступательную аннексионистскую политику, в том числе агрессивную войну против независимой европейской страны, Украины. Гонка вооружений нужна Путину для экспансии, подчинения отколовшихся кусков империи.

Мотивы участия в этой гонке у советских и путинской властей разные, но результат может быть только один — экономический крах режима. Причем российская экономика еще более уязвима, ведь она на много порядков сильнее зависит от Запада, чем зависел от «капиталистического окружения» СССР. Так что времени и ресурсов для экспансии у Путина не так много. Лишь бы непуганое войной путинское руководство (вспомнилась «страна непуганых идиотов» Ильи Ильфа) не успело за это время наломать на мировой арене ядерных дров.

Игорь Эйдман — социолог и публицист