На ком лежит ответственность за Крым — на власти или на народе? Хорошо ли судить 93-летнего старика-гитлеровца, начинавшего жизнь ударником на фабрике смерти? Еще один, неизбежный в канун 70-летия Победы — кто отвечает за преступления Сталина: только Сталин или весь советский народ? И наконец, главный вопрос — бывают ли вообще преступления без наказания?

С Крымом мы играем в очень плохую игру. «Мы» — это я про тех, кому не нужно объяснять, что грабеж не бывает восстановлением исторической справедливости. Про придворных врунов, вещающих про оборонительную войну с агрессором-США, я не говорю. Тут деградация всеобъемлющая — нравственная, личностная, интеллектуальная... Но и лучшие (не в смысле «очень хорошие», а в смысле «лучшие из имеющихся») наши люди всё время наровят переложить ответственность за Крым на правителей и вывести из-под нее народ.

В их логике угадывается определенное угодничество — нельзя ругать народ, а то не проголосует. Но, как всегда бывает в таких случаях, самооправдание этой логики ведет к тому, что люди в самом деле начинают думать, что во всем виноват Путин и только Путин. Конечно, это не так. Правитель — любой: и Путин, и Брежнев, и Сталин, и Гитлер — всегда делает только то, что позволяет делать ему народ. И беды, которые ВСЕГДА сваливаются на голову народа за преступления, иногда даже не личные и иногда даже не твоего поколения, а «всего только» отцов или дедов, — вполне справедливое наказание за грехи народа.

Есть ответственность личная и ответственность коллективная. Личная ответственность, например, за депортацию чеченцев у Сталина, конечно, гораздо больше, чем у пионера, кричавшего «Великому Сталину слава!». И тем более — чем у внука того пионера, давно уже ставшего пенсионером. Но коллективная ответственность — одна на всех. Как одна на всех — вина. И об этом нужно говорить прямо и честно.

Народная эйфория КРЫМНАШ, неважно, чьими руками эта эйфория была сделана, и даже просто отсутствие активного, общенародного протеста против этой авантюры возлагают вину на Крым на народ в целом. И даже — я вам больше скажу — на тех, кто протестовал против аннексии. Личной вины у нас за Крым нет. Но коллективная — есть. Причем ровно в той же мере, как и у любого иного человека народа. И последствия, которые обрушиваются на голову лично непричастных, справедливы. Это нетрудно показать на «микро-уровне», проанализировав, что, где и когда мы, каждый из нас не доделали из того, что могли, чтобы предотвратить коллективное преступление.

Вопрос другой: можно ли уйти от личной ответственности за преступление, неважно — личное или коллективное? Грубо говоря — можно ли умереть раньше, чем эта ответственность наступит? Ведь именно такая надежда греет сердца всех преступников. Мне ничего не будет. А раз ничего не будет, то значит можно. С этой логикой дети начинают жить, в постоянному экспериментировании определяя зону дозволенного — за что мне ничего не будет, а за что — будет.

А потом дети вырастают и точно с той же самой логикой начинают подходить к вопросу не о том, можно ли взять сливу с тарелки, а о том, можно ли утащить Крым, или Нарву, или Судеты, или еще что-нибудь, что плохо лежит. Поставят в угол или не поставят? Есть ли угроза Гааги, или хуже того — Нюрнберга, или, что уж совсем плохо — Ипатьевского дома?

Этот очень трудный для понимания вопрос требует и глубокого знания психологических последствий преступления — влияние преступления на психику преступника, вроде тех, что анализирует Достоевский, и — что еще труднее — знания природы человека, в корне отличного от общепринятого естественно-научного и существенным образом отличающегося от популярных версий любых религий — и аврамических, и индуистских.

Естественно, в короткой заметке обо всем этом не рассказать. Но можно и нужно сказать о главном.

Мир устроен таким образом, что законы кармы не менее универсальны, чем законы сохранения. Любое действие имеет свои следствия. И следствия преступлений губительны для преступников. Что же касается логики надежды на раннюю смерть (»После нас хоть потоп»), то ранняя, до наказания смерть только маскирует действие этого закона, но отнюдь его не отменяет.

Единственный способ избежать наказания — это полное и глубокое осознание содеянного. То, что в христианстве называют «покаяние». Но полное осознание — это отнюдь не «Прости, господи» и даже не «Господи, помилуй!». Это большая и серьезная работа души. Работа, которой, как и любой другой работе, нужно учиться. Собственно, роль наказаний в том и состоит, чтобы учить нас этой работе.

Но нет ничего более противного нашему сегодняшнему умосостоянию, чем осознание и учение. Что угодно, только не это! Мы категорически отказываемся от обоих этих занятий. И тем самым не оставляем тому, что можно назвать «Мировой Справедливостью» других способов привести нас в чувство, кроме хорошей взбучки. Такой, перед которой сегодняшние экономические неприятности — просто ласковое поглаживание.