Вере Савченко при выезде из России сообщили, что она «в списках ФСБ» и ей закрыт въезд в РФ до 2020 года. Вера непосредственно участвовала в событиях 17 июня 2014 года, говорила с Надежой по телефону за несколько минут то того, как та попала в плен. Это на машине Веры — серебристом «Лифане» — в котором лежали рюкзаки ее и Нади, двое незадачливых айдаровцев «Цунами» и «Лысый» поехали спасать раненых и сами попали в засаду. Так у боевиков оказались вещи Савченко, про которые они сейчас рассказывают, что нашли их у нее при себе. Этот «Лифан» даже попал на видео сепаратистов. Вера ездила в Луганск, пыталась договориться об обмене сестры — и до и после того, как ее передали в Россию. Ей врали о том, что Надежду вот-вот обменяют, она сама чуть не попала в подвал, ей помог покойный теперь Громов, тогда начальник контрразведки ЛНР.

Если бы у нас был суд в нормальном смысле слова, лишение защиты такого свидетеля было бы, конечно ударом. Но в нашей ситуации это скорее подарок защите. Все прекрасно понимают: что бы Вера ни сказала на суде, это абсолютно ничего не изменит. Мы начинали работать в предположении, что приговор уже написан и утвержден, и все, что происходило в процессе последние две недели, только укрепляло эту теорию. Сейчас мы работаем на стенограмму, не на приговор. Чем больше явных нарушений, тем проще сколачивать политическую поддержку. То, что это работает, уже сейчас видно по торопливым заявлениям нашего минюста и других структур о том, что «вопрос о передаче Савченко для отбывания наказания на Украину будет рассмотрен после приговора». Это хороший признак, но этого мало, лживую гадину надо дожимать в ее логове.

Завтра на суде мы подадим ходатайство о вызове Веры Савченко как свидетеля защиты в порядке ст. 456 УПК РФ. Есть такая специальная процедура — как раз для подобных случаев. Такого свидетеля нельзя задержать, даже если в обычное время он находится в розыске. Нам, по всей видимости, откажут. Скажут, например, что пока доказательства представляет обвинение, такое ходатайство «преждевременно». А когда обвинение закончит, и мы повторно заявим его, тогда будет уже «слишком поздно» и «защита искусственно затягивает процесс». Тут бы защите заплакать от бессилия, но на самом деле такой поворот событий нас полностью устраивает. Пока российские дипломаты делают благородную мину и на все вопросы про Надежду Савченко отвечают «не давите на суд», Вера будет ездить по миру и наглядно демонстрировать, что это за суд и чего он стоит. Вряд ли из ее показаний на процессе мы извлекли бы столько пользы, сколько принесет правильная огласка истории с запретом на въезд. А к делу мы приобщим протокол показаний, которые Вера давала в СБУ, захочет суд — почитает на досуге.

В понедельник меня не было в суде в Донецке, мои коллеги Марк Фейгин и Николай Полозов работали вдвоем. Я летал в Грозный вступать в дело еще двух украинцев из списка МИДа — Николая Карпюка и Станислава Клыха. Это особая история, и поскольку Надежда Савченко сама просила меня заниматься ей параллельно с ее делом, расскажу о ней вкратце здесь.

Николай Карпюк — очень непростой человек, вовсе не белый и пушистый. Он был замруководителя УНА(УНСО), которая уже после его ареста в России официально преобразовалась в «Правый сектор». В России она запрещена как экстремистская организация, в Украине действует легально как политическая партия. 17 марта 2014 года он въехал в Россию через КПП в Брянске. Судя по всему, это была операция в духе «Треста» — руководству ПС сообщили, что Путин лично хочет провести с ними переговоры. Ярош отказался ехать сам, договорились, что Карпюк встретится с кем-то из окружения и проведет предварительные переговоры. Это было меньше чем через месяц после бегства Януковича, Крым уже заняли, на Донбассе еще не полыхало. «Правый сектор» в то время был влиятельной силой в Киеве, в самой идее таких переговоров не было ничего невероятного.

Все это, однако, было обычной чекистской провокацией. Карпюка арестовали немедленно после пересечения границы. Последующие полтора года его держали в разных местах, от Ессентуков до Челябинска, не допуская к нему консула и без всякой связи с внешним миром. На запросы украинского МИДа и ЕСПЧ отвечали однотипными отписками. За все это время ему позволили отправить только одно письмо жене. Почти год семья считала, что его уже может не быть в живых. Процессуальную сторону обеспечивали адвокаты по назначению, которые часто менялись. Адвокатов, приглашенных семьей, включая меня, последовательно не допускали в СИЗО «так как Карпюк сам отказался от их услуг». Когда мы наконец встретились в Верховном суде Чечни и я спросил его об этом, он ответил, что пока его пытали током, он держался, но когда оперативник Максим пригрозил, что его жену и сына похитят и привезут к нему, решил подписывать все подряд без разговоров. В том числе ему приносили несколько раз заготовленные бумажки об отказе от адвокатов — он подписывал и их.

Карпюка и Клыха обвиняют в том, что в 1994-1995 годах они воевали в Чечне на стороне дудаевцев. Для местных была принята амнистия, многие их них сейчас служат у Кадырова, но на иностранцев она не распространялась. Статьи 209 УК РФ и 102 УК РСФСР (а студенты еще спрашивали меня, зачем изучать утратившие силу кодексы). Все вранье. Оба в то время жили у себя дома, ни в какую Чечню не ездили. Ключевой свидетель обвинения — больной СПИДом осужденный на 24 года, который дал показания на обоих подсудимых, а заодно на разных украинских политиков побольше и поменьше, включая братьев Тягнибок, и, как ни смешно, Аресения Яценюка (в деле указано, что у него был позывной «Арсен»). Когда Бастрыкин сообщил об этом в официозном интервью «Российской газете», вся Украина неделю рисовала фотожабы про «кровавого кролика Арсения». В 1994 году тому было 20 лет, он учился на юрфаке и вид, судя по фото, имел тогда не самый бравый. Правда, как пишет википедия, военную кафедру он закончил по специальности «артиллерист-разведчик». Вот кого бы обвинить в корректировке огня по журналистам. Впрочем, это и сейчас не поздно.

Перед встречей с Карпюком я опасался увидеть человека, полностью сломленного полутора годами изоляции. Ничего подобного. Крепкий жилистый козарлюга, с умными колючими глазами, который налету все схватывает, и всерьез настроен обломать зубы той системе, которая взялась его пережевать. Второй подсудимый Клых, тоже бывший УНСОвец, который под давлением дал показания на Карпюка, с приходом адвоката Марины Дубровиной от всего отказался. Карпюка мы защищаем вдвоем с грозненским адвокатом Доккой Ицлаевым. В понедельник суд отобрал коллегию присяжных, 26 октября начнутся заседания, вердикт ожидается до конца года.

Будем продолжать.