Действительно, в отместку за интенсификацию западных финансовых санкций Россия объявила о запрете на импорт продуктов питания и сельскохозяйственной продукции из США и ЕС. Однако реальная угроза для Запада заключается в потенциальном влиянии финансового кризиса, запущенного его собственными санкциями против России.

Рассмотрим российский финансовый кризис 1998 года. В августе того же года тогдашний президент Борис Ельцин заявил «Не будет никакой девальвации — все надежно и определенно». Через три дня рубль был девальвирован, а российские финансовые рынки вошли в штопор. Ввиду оттока капитала из страны, правительство России было вынуждено реструктурировать свой долг и экономика вступила в период глубокой рецессии.

И хотя Россия была относительно финансово незначительна, ее кризис имел далеко идущие последствия. Среди наиболее пострадавших оказалась Аргентина; кризис в России усугубил спад доверия инвесторов к развивающимся рынкам, который завершился государственным дефолтом Аргентины чуть меньше чем четырьмя годами позднее. Даже США и Европа не были защищены, а распад крупного хедж-фонда Long-Term Capital Management (LTCM) усилил беспокойство относительно жизнеспособности многих других финансовых институтов.

Сегодняшние финансовые драмы имеют поразительное сходство с этим опытом. Аргентина имеет технический дефолт; американские и европейские финансовые институты и рынки ведут себя крайне осторожно; а Россия обещает, что санкции, с которыми она столкнулась, не повлияют на экономику.

Особенно очевидным сходством является утверждение президента России Владимира Путина, что его страна может выдержать абсолютно любые западные санкции. Это может оказаться принятием желаемого за действительное. На самом деле запрет свободной работы на западных рынках капитала для наиболее крупных российских банков может повлиять на всю российскую экономику, а не только на сами банки. И решение центрального банка повысить процентные ставки, чтобы укрепить рубль, может привести к гораздо более жестким условиям кредитования для компаний и домовладельцев, толкая российскую экономику в рецессию на этот и следующий год.

Проблема с финансовыми санкциями заключается в том, что никто не знает точно, как они будут развиваться — особенно в такой большой экономике, как российская. Если они окажутся более эффективными, нежели предполагалось, они будут представлять серьезную угрозу для глобальной финансовой стабильности.

Ограничения для российских банков, работающих в Европе и США, выглядят довольно умеренно. Банки по-прежнему могут получать доступ к денежным рынкам, покрывать свои краткосрочные потребности в финансировании и рассчитывать на поддержку центрального банка. Однако опасный аппетит инвесторов может легко сместиться, стимулируя их к выводу больших объемов капитала. И хотя государственный долг России является умеренным, ее валютный резерв велик, а ее экономика значительно сильнее, чем в 1998 году; когда побежит все стадо, остановить его будет невозможно.

Европейские банки выделили почти 200 миллиардов евро (268 миллиардов долларов) в виде займов для российских учреждений и фирм и разместили у себя значительную долю деноминированных в евро активов России, что делает их особенно уязвимыми. Более того, текущие стресс-тесты еврозоны также могут в ближайшие месяцы выявить значительные дыры в капитале крупных европейских банков. Едва выйдя из глубокой рецессии, Европа может снова провалиться в нее из-за финансовых нарушений, особенно учитывая тесные связи экономики еврозоны и России через торговлю и энергетику.

Еще больше усугубляет проблему тот факт, что никто по-настоящему не понимает точные связи между российскими и европейскими институтами и рынками. Крах LTCM в 1998 году стал совершенной неожиданностью. Может ли Европа сегодня справиться с аналогичным крахом важного финансового учреждения?

Финансовые санкции в отношении России не являются целевыми, временными или заслуживающими полного доверия. Если они повлияют на всю экономику России, нанося самый тяжелый удар по обычным жителям, народная поддержка путинского режима может окрепнуть. Разумеется, экономический спад может подорвать общественную поддержку Путина, которая основана на улучшении качества жизни, которое произошло под его руководством. В этом случае ответ Путина может быть еще более разрушительным.

Другая проблема заключается в том, что реализация санкций, которые невозможно быстро обратить вспять, уничтожает мотивацию России вернуться за стол переговоров, тем более что угроза эскалации финансовых санкций не вызывает доверия, поскольку существует риск нарушения финансовой стабильности в Европе и США.

Как только эти санкции начнут кусаться, никто не может предсказать, кому будет больно — и насколько больно. И, как показывает опыт России в 1998 году и Аргентины после 2002 года, процесс восстановления доверия между участниками рынка является длительным и болезненным.

Эти опасения не означают, что США и ЕС не должны накладывать санкции на Россию за ее незаконное присоединение Крыма и продолжающиеся усилия по дестабилизации Восточной Украины. Однако санкции, которые ударят по реальной составляющей российской экономики — например, энергетике, природным ресурсам и военному сектору — могут обеспечить лучшее решение. Хотя такие санкции могут не сработать с такой же скоростью, они будут точечными, временными и заслуживающими доверия, что позволит США и Европе контролировать — и регулировать — воздействие на российское руководство и экономику.

В любом случае, США и европейские лидеры должны признать, что все санкции будут иметь свою цену — многие из них неожиданную — для обеих сторон. Если они не готовы рисковать глобальной финансовой стабильностью в непредсказуемой игре «кто струсит первым» с Путиным, возможно, было бы целесообразно заново продумать состав санкций, которые они накладывают.

Марсель Фратчер (Marcel Fratzscher) — экономист, президент Института экономических исследований (DIW).

Источник: Sanctions Blowback