Последние события подтверждают диагноз Уильямсона. Французская деловая активность в декабре упала до семимесячного минимума. В то время как налоговые поступления в прошлом году увеличились на 32 млрд евро (44 млрд долларов США), дефицит государственного дефицита снизился всего на 8 млрд евро, а государственный долг вырос с 89% от ВВП до более чем 93%. Тем временем безработица выросла с 9,5% до 10,5%.

Напрашивается очевидный ответ, что меры строгой экономии не являются ответом. Действительно, Франция должна отказаться от своей текущей политики, ради себя — да и всей Европы.

Проблемы Франции, как и других проблемных экономик еврозоны, связаны с тем, что курс евро не совпадает с экономической позицией стран-членов. В результате, виртуальные обменные курсы этих стран переоценены по отношению к Германии, поскольку зарплаты в этих странах росли быстрее, а производительность труда медленнее, чем в Германии. Учитывая, что неявные номинальные обменные курсы «навсегда» фиксированы внутри евро, эти страны скопили значительные дефициты по отношению к Германии.

Кроме того, обменные курсы в дефицитных странах переоценены по отношению к третьим странам, таким как США или Япония, в то время как валюта Германии недооценена, поскольку обменный курс евро определяется по платежному балансу еврозоны в целом, который искажает массивный немецкий профицит. Короче говоря, курс евро слишком слаб для равновесия в Германии и слишком силен для равновесия во Франции и других, менее конкурентоспособных экономиках еврозоны.

Таким образом, более слабые экономики еврозоны стоят перед дилеммой: либо расширяться в соответствии с производственным потенциалом, тем самым углубляя внешний дефицит, либо обеспечивать соблюдение мер жесткой экономии, устраняя внешний дефицит и сокращая импорт. Находясь под давлением Германии, они до сих пор выбирали второй вариант.

Нынешняя тенденция «конкурентоспособной строгой экономии» иррациональна, в первую очередь потому, что подрыв внутреннего спроса напрямую противоречит фундаментальному принципу валютного союза, который гласит, что большой внутренний рынок должен действовать в качестве буфера против шоков внешнего спроса. Это и вызывает все страдания — даже в Германии. Действительно, с 2007 по 2012 год немецкий экспорт в другие страны еврозоны снизился на 9%, с 432 млрд до 393 млрд евро.

Однако это не единственная угроза, налагаемая мерами строгой экономии на процветание Германии, которого она с таким трудом добилась. Евро также вынудил немецкий экономический цикл разойтись с наименее конкурентоспособными экономиками, запрещая индивидуальную денежно-кредитную политику. И общая денежно-кредитная политика, которую все вынуждены проводить, усиливает дефляционное давление в слабых странах, в то же время увеличивая инфляционное давление в Германии.

Кроме того, население застойных экономик еврозоны все чаще требует, чтобы Германия изменила свою политику, повысила заработные платы и реализовала меры, направленные на повышение потребления и снижение желания людей сберегать деньги. И хотя попытки реагирования на такие запросы помогут ослабить напряжение в еврозоне, они встретят сильное сопротивление в самой Германии.

Аналогично, разрешение кризиса, который неизбежно возникнет из текущей жесткой системы обменного курса, в конечном итоге потребует от Германии согласиться либо на списание долгов, либо на крупные закупки государственных ценных бумаг Европейским центральным банком, что приведет к затоплению еврозоны ликвидностью. В любом случае результат будет противоречить предпочтениям и интересам Германии, делая любой из этих подходов таким же несправедливым, как и меры жесткой экономии.

Что необходимо еврозоне, так это решение, которое не будет вынуждать отдельную страну или группу стран нести бремя корректировки — и это означает контролируемую сегментацию валютного союза. Вопреки распространенному мнению, это может быть сделано таким образом, чтобы активизировать европейский идеал, а не возрождать местный национализм прошлого. Ключ в том, чтобы убедиться, что процесс пойдет из экономического и политического ядра Европейского Союза.

В частности, Германия, самая большая экономическая держава Европы, и Франция, интеллектуальный родоначальник европейского объединения, должны одновременно объявить о выходе из евро и повторном принятии немецкой марки и франка. Это немедленно приведет к переоценке немецкой марки — и, возможно, франка — по отношению к евро.

Со своей стороны, другие страны-члены ЕС должны будут решить, следует ли им сохранить евро в его усеченном виде или же вернуться к своим национальным валютам, возможно, привязав их к возрожденной немецкой марке или франку. Независимо от их решения, ценовая конкурентоспособность слабых экономик еврозоны значительно увеличилась бы.

Разумеется, Франция и Германия должны будут реализовать временные меры по защите стабильности банковских систем. Кроме того, им было бы необходимо договориться с ЕЦБ и другими европейскими правительствами о плане управления долгами, деноминированными в евро.

Период монетарной неопределенности, пока европейские страны будут адаптироваться к новой среде, будет неизбежным. Но это было бы гораздо лучше экономического и политического тупика, в котором еврозона оказалась заперта сегодня.

Источник: Deconstructing the Euro